– Иди, – отозвался Суэйн.
– Итак, – сказал Колин, когда Кумико, открыв глаза, обнаружила, что он по-прежнему сидит на постели, – в твоей комнате сидит срабатывающий на голос жучок. Петал прокрутил запись и услышал, как ты обращаешься ко мне. Идем дальше. Второй фрагмент, пожалуй, поинтереснее. Твой хозяин попивает очередной стакан виски, входит наша Салли…
– Привет, – услышала девочка голос Суэйна, – ходила подышать воздухом?
– Отвали.
– Ты же знаешь, это вовсе не моя идея, – сказал Суэйн. – Постарайся не забывать об этом. Видишь ли, они и меня держат за яйца.
– Знаешь, Роджер, временами чертовски хочется тебе поверить.
– Попробуй. Это облегчит жизнь нам обоим.
– А временами очень хочется перерезать твою чертову глотку.
– Твоя беда, дорогая, в том, что ты так и не научилась делегировать ответственность. Все так же стремишься обо всем заботиться собственноручно.
– Послушай, мудило, я знаю, откуда ты взялся, и я знаю, как ты стал тем, кто ты есть. И как глубоко ты засунул язык в жопу Янаки, или кому там еще. Саракин! [80]
Этого слова Кумико никогда раньше не слышала.
– Я снова получил от них сообщение, – светским тоном сказал Суэйн. – Она еще на побережье, но все идет к тому, что вскоре сделает свой ход. Скорее всего, двинет на восток. В твои давние родные места. Похоже, это и вправду наш шанс. Сам дом – вне обсуждения. На том участке пляжа охраны хватит, чтобы остановить средних размеров армию.
– И ты по-прежнему будешь убеждать меня, что это всего лишь обычное похищение, Роджер? Якобы ее будут держать до получения выкупа?
– Нет. О том, чтобы продать ее назад, ничего не говорилось.
– Так почему бы им не нанять эту армию? Да и на «средних размерах» останавливаться не обязательно, так ведь? Набрать наемников. Спецов по корпоративному извлечению. Не такая уж недоступная она цель, крадут же из исследовательских центров самые крутые мозги. Вызвать этих гребаных профи…
– В сотый раз тебе говорю – у них другие идеи. Они хотят, чтобы это сделала ты…
– Роджер, что у них на меня, а? Я хочу сказать: ты и вправду не знаешь, что именно у них на меня есть?
– И вправду не знаю. Но, судя по тому, что у них есть на меня, могу рискнуть выдвинуть предположение.
– Ну?
– Всё.
Никакого ответа.
– Есть еще один момент, – продолжал Суэйн, – это всплыло только сегодня. Они хотят, чтобы все выглядело так, будто ее убрали.
– Что?
– Обставить все так, как будто мы ее убили.
– И как, скажите на милость, мы это устроим?
– Тело они предоставят.
– Мое предположение: Салли покинула комнату без дальнейших комментариев, – сказал Колин уже своим голосом. – Здесь конец записи.
10
Образ
Час он проверял подшипники пилы, затем еще раз их смазал. Стало уже слишком холодно, чтобы работать. Придется греть-таки помещение, где он держал остальных: Следователей, Трупоруба и Ведьму. Что уже нарушит хлипкое равновесие их с Джентри договоренности, но это бледнело перед тем, как объяснить сделку с Малышом Африкой и факт присутствия на Фабрике двух чужих. С Джентри не поспоришь – ток ведь принадлежит ему, потому как именно он выдаивает из «Ядерной комиссии» электричество. Без ежемесячных заходов Джентри с консоли, этих ритуальных процедур, внушающих «Комиссии», будто Фабрика находится где-то в другом месте и это другое место исправно оплачивает счета, никакого электричества просто не было бы.
А кроме того, Джентри в последнее время стал совсем странный, подумал Слик, с хрустом в коленях вставая. Он достал из кармана куртки пульт управления Судьей. Джентри был убежден, что у киберпространства есть некий Образ, какая-то всеобщая форма, вбирающая в себя всю совокупность информационных баз. Нельзя сказать, что это была самая сумасбродная идея, с какой Слик когда-либо сталкивался, но убежденность Джентри, что этот его Образ абсолютно, «тотально» материален, граничила с одержимостью. Постижение Образа стало для него сродни поискам Грааля.
Слик однажды отстимил ролик «Ноулиджнета» о том, какова форма вселенной. Еще тогда Слик полагал, что вселенная – это все, что вокруг. Так какая же у нее может быть форма? Если у нее есть форма или там образ, значит и вокруг нее что-то есть, иначе в чем же вселенной иметь форму, верно? Идем дальше: есть форма или образ – не важно – и есть что-то еще, так разве тогда не будет и это что-то тоже частью вселенной? Впрочем, это не совсем та тема, на которую стоит болтать с Джентри, – мозги узлом завяжутся. Но Слик все равно считал, что киберпространство – это не вселенная, а просто способ представления данных. «Ядерная комиссия» всегда выглядит как большая красная ацтекская пирамида, но ей вовсе не обязательно выглядеть именно так. Если «Комиссия» захочет, то может представить свои базы в любом виде. У больших компаний есть даже копирайты на то, как выглядит принадлежащая им информация. И как тогда можно говорить, что вся матрица в целом имеет некий определенный образ? Но даже если имеет, что с того-то?
Он коснулся клавиши подачи питания. В десяти метрах от него дрогнул и загудел Судья.
Слик Генри ненавидел Судью. Вот чего никогда не понять в искусстве обычным людям. Нет, само создание Судьи, без сомнения, принесло ему некоторое удовлетворение. Но важнее другое – то, что, построив эту штуку, он выкорчевал Судью из себя, перенес боль и страх туда, где их можно видеть, наблюдать за ними и, наконец, освободиться от самой идеи Судьи. Только при чем тут «нравиться» или «любить»?
Почти четырехметрового роста и вполовину этого в ширину, безголовая фигура в чешуйчатом панцире стояла, мелко подрагивая. Чешуйки у Судьи были особого цвета ржавчины, как, скажем, ручки у старой тачки, отполированные трением множества ладоней. Слик долго искал способ добиться такой фактуры поверхности, перепробовал множество химикатов и наждаков и, найдя наконец точное сочетание, обработал им большую часть робота – во всяком случае, старые детали, выкопанные в мусоре. Конечно, холодные зубья циркульной пилы и зеркальные поверхности суставов подобной обработке не подвергались. Но в остальном Судья был именно такого оттенка ржавчины, имел такую фактуру поверхности, как какое-нибудь очень старое орудие, которым до сих пор постоянно пользуются.
Слик передвинул большим пальцем рычаг управления, и Судья сделал шаг вперед, потом следующий. Гироскопы работали как надо: даже с оторванной рукой робот двигался с жутким достоинством – просто переставляя огромные ступни.
Слик ухмыльнулся мутному свету Фабрики. Судья топал к нему – раз-два, раз-два. Стоило только захотеть, и Слик мог бы вспомнить каждый этап конструирования Судьи. Временами ему и вправду этого хотелось. Просто ради успокоения, которое приносила мысль, что он на это способен.
Он не мог припомнить, когда бы у него не получилось этого припомнить, но иногда казалось, что такое было.
Вот почему он построил Судью. Потому что совершил когда-то некий проступок, причем не очень серьезный, но его поймали, и даже дважды, его судили и приговорили, и приговор был приведен в исполнение, только он ничего об этом не помнил, памяти тогда хватало от силы минут на пять кряду. Да, угонял машины. Машины богатых. Что ты натворил – вот этого тебе забыть не позволят, и не надейся.
Работая джойстиком, он заставил Судью развернуться и прошагать в соседнее помещение. Путь предстоял неблизкий – по проходу между рядами бетонных оснований в потеках влаги; когда-то на этих выступах стояли токарные станки и сварочные агрегаты. Высоко над головой среди пыльных балок свисали мертвые плети порванных флюоресцентных трубок; там иногда гнездились птицы.
Синдром Корсакова – так они это называли: это когда с твоими нейронами делают что-то такое, отчего в памяти потом не задерживаются краткосрочные воспоминания. Так что время, которое ты отсидел, оказывается потерянным временем. Слик вроде бы слышал, что больше такого не делают, по крайней мере за угон автомобилей. Те, кто там не бывал, полагают, что это не так уж и плохо: отсидел в кутузке, но память о ней стерта. На самом же деле все совсем не так. Он вышел, когда кончился срок, – и три года оказались выстроены в длинную цепочку смутных вспышек растерянности и страха, отмеренных пятиминутными интервалами. Дело даже не в самих интервалах, их все равно не вспомнить, а вот переходы… Так вот, когда все кончилось, ему потребовалось создать сначала Ведьму и Трупоруба, потом Следователей и теперь, под самый конец, – Судью.