Потому что ты подсела, идиотка, услышала она слова Ланетты, но думать об этом ей не хотелось.
И вот они все просто стояли и смотрели вниз на железного паука, продолжавшего метаться по бетонному полу, окончательно разряжая аккумуляторы. Все, кроме Джентри, который отвинчивал болты, крепившие серый ящик к раме над носилками, переступая своими черными ботинками рядом с рыжей шубой Энджи.
– Слышите? – сказала Молли. – Это вертолет. Большой вертолет.
Она была последней в очереди на спуск, если не считать Джентри, который просто сказал, что никуда не пойдет, что ему плевать, что он остается.
Трос был толстый и грязный, с завязанными на нем узлами, чтобы за них цепляться, – это напомнило Моне качели из ее далекого-далекого детства. Слик и Молли спустили сначала серый ящик. Они опустили его на платформу, где металлические лестницы остались неповрежденными. Потом Молли ловко, как белка, соскользнула вниз – будто вообще не касаясь каната – и крепко привязала конец к перилам. Слик спускался медленно, потому что на плече у него висела Черри, которая была еще слишком расслаблена, чтобы одолеть спуск сама. Мона все еще чувствовала себя виноватой и подумала, не поэтому ли они решили оставить ее наверху.
Впрочем, решение приняла Молли, еще когда стояла у высокого окна, глядя на то, как из длинного черного вертолета выскакивают и рассыпаются по снегу люди.
– Посмотрите-ка, – сказала она. – Они уже знают. Пришли подобрать остатки. Это «Сенснет». А я сваливаю.
Черри пробормотала, что они тоже уходят, она и Слик. А Слик пожал плечами, потом ухмыльнулся и обнял ее за плечи.
– А что будет со мной?
Молли посмотрела на нее. Или казалось, что посмотрела. Ничего не поймешь с этими зеркалами. На долю секунды над нижней губой мелькнули белые зубы. Потом она сказала:
– Мой тебе совет – оставайся. Пусть они сами разбираются. Ты же, в сущности, ни в чем не виновата. Все это была не твоя идея. Думаю, они предложат тебе какую-нибудь компенсацию. Во всяком случае, попытаются. Да, ты остаешься.
Мона не нашла в этих словах ни крупицы смысла, но сейчас она чувствовала себя совсем дохлой, начиналась ломка, и у нее уже не было сил спорить.
А потом они просто ушли, спустились по тросу и исчезли. Вот и все, вот так люди уходят, и ты их никогда больше не увидишь. Мона оглянулась назад в комнату и увидела, что Джентри ходит перед своими полками, водя пальцем по корешкам книг, будто ищет какую-то конкретную. Носилки он прикрыл одеялом.
Поэтому она просто ушла, и ей уже никогда не узнать, нашел Джентри ту книгу или нет. Она кое-как сползла по канату, и это было совсем не просто, не так, как у Молли и Слика. Особенно при ее состоянии, поскольку Моне казалось, что она вот-вот вырубится, и руки-ноги, похоже, не слишком хорошо ее слушались, и нужно было прилагать неимоверные усилия, чтобы заставить их работать, а еще нос и горло совсем заложило… Так что того черного она заметила, только когда спустилась.
Черный человек стоял рядом с тем местом, где раньше суетился паук – теперь тот не шевелился. Когда ее туфли заскрежетали по стальной платформе, черный поднял глаза. И в лице его было что-то настолько печальное, когда он ее увидел… Выражение, мелькнув, пропало, и он стал медленно подниматься по металлическим ступенькам. Когда он подошел ближе, Мона усомнилась, а настоящий ли это негр. Ладно бы цвет кожи – по цвету он определенно был негр, – но что-то в форме голого черепа, в чертах угловатого лица, не совсем таких, какие она привыкла видеть у негров… Он был высоким, очень высоким. На нем было длинное черное кожаное пальто – из такой тонкой кожи, что струится, как шелк.
– Здравствуй, мисси, – сказал, оказавшись перед ней, черный человек и двумя пальцами приподнял ее подбородок так, что она теперь смотрела прямо в агатовые с золотыми искорками глаза, каких не бывает на свете. И длинные пальцы у нее на подбородке были такие легкие… – Мисси, – спросил незнакомец, – сколько тебе лет?
– Шестнадцать…
– Тебе постричься бы, – сказал он, и что-то такое трогательно серьезное было в том, как он это сказал.
– Энджи там, наверху, – сказала она, когда вновь обрела голос. – Она…
– Тсс.
Из глубины огромного старого здания донесся грохот металла о металл, потом шум ожившего мотора. Ховер, подумала Мона, тот, в котором их привезла Молли.
Черный человек задрал брови – вернее, сделал вид, будто их задрал, потому что у него не было бровей.
– Друзья? – Он опустил руку.
Она кивнула.
– Хорошо. – Он взял ее за руку, чтобы помочь сойти с лестницы.
Благополучно спустившись, они обогнули обломки подвесного мостика. Там лежал кто-то мертвый – в камуфляже и с громкоговорителем, какие бывают у копов.
– Свифт, – позвал черный человек через все это гулкое пустое пространство с черными решетками пустых окон: черные линии на фоне белого неба, зимнего утра. – Двигай сюда. Я ее нашел.
– Но я – не она…
И там, где на фоне неба, снега и ржавчины стояли настежь огромные ворота, она увидела идущего к ним пиджака: пальто нараспашку, галстук хлопает на ветру. А Молли разгоняет мимо него свой ховер, и машина выскакивает из тех же самых ворот. А пиджак даже не оборачивается, потому что смотрит на Мону.
– Я – не Энджи, – повторила она еще раз, подумав, не рассказать ли им о том, что она видела. Об Энджи и об этом молодом парне, обнявшихся на маленьком экранчике за миг до того, как погасло изображение.
– Я знаю, – сказал черный человек, – но это дело наживное.
Вознесение. Вознесение грядет.
43
Судья
Женщина повела их к ховеру, припаркованному внутри Фабрики, если можно назвать припаркованной машину, передок которой смят об одно из бетонных оснований, на которых когда-то стояли станки. Это был белый грузовик с надписью «КИТАЙСКИЕ КАТОДЫ» на задних дверях, и Слик еще удивился, как ей удалось заехать сюда так, чтобы они не слышали. Должно быть, это произошло в тот момент, когда Бобби Граф производил свой отвлекающий маневр.
«Алеф» оттягивал руки, как будто Слик нес небольшой моторный блок.
Ему не хотелось смотреть на Ведьму, потому что на ее серпах была кровь – не для того он ее создавал. Рядом лежали два трупа, вернее, то, что от них осталось, – на это тоже не хотелось смотреть.
Слик перевел взгляд на брусок биософта с прикрученными к нему аккумуляторами и задумался, там ли еще все это: серый дом, и Мексика, и глаза 3-Джейн.
– Подожди, – приказала женщина.
Они проходили мимо пандуса, ведущего к каморке, где он держал свои автоматы; Судья был еще там, Трупоруб…
Пушку женщина по-прежнему держала на виду.
– Она сказала подождать. – Слик положил Черри руку на плечо.
– Эта штука, которую я видела вчера ночью, – сказала женщина, – однорукий робот, он работает?
– Ага…
– Он сильный? Унесет груз? По пересеченной местности?
– Да.
– Давай его сюда.
– А?
– Заведи его в кузов. Шевелись.
Черри почти висела на Слике, колени у нее подкашивались после того, что дала ей эта девчонка.
– Ты, – Молли пушкой указала на Черри, – в ховер.
– Давай, – легонько подтолкнул Черри Слик.
Поставив «алеф» на пол, он поднялся по пандусу туда, где в темноте поджидал Судья. Левая рука лежала рядом на брезенте, там, где Слик оставил ее несколько дней назад. Ему уже никогда не наладить ее так, чтобы пила работала как следует. Тут же на пыльной и проржавевшей металлической полке лежал пульт дистанционного управления. Взяв его, он подал в Судью ток, и коричневый панцирь автомата слегка задрожал.
Он заставил Судью шагнуть вперед, потом – шаг за шагом – свел его по пандусу в цех; гироскопы идеально компенсировали отсутствие руки. Женщина уже успела открыть задние двери ховера, и Слик повел Судью прямо туда. Женщина чуть подалась назад, когда робот навис над ней. Серебристые стекла отразили полированную ржавчину. Слик подошел следом за Судьей и начал прикидывать, как бы втиснуть автомат внутрь. Он не видел в этом никакого смысла, но, должно быть, у нее имелась какая-нибудь задумка на этот счет. Да какая разница, будь что будет, только бы не оставаться теперь на Фабрике, где повсюду трупы. Он вспомнил о Джентри, оставшемся там, наверху, со своими книгами и этими телами. На чердаке были еще две девушки, и обе они выглядели как Энджи Митчелл. Теперь одна из них мертва – он не знал, как это получилось, – а второй женщина с пушкой велела ждать…