Кейс молчал.

– Так что Ривьера попал в самое больное место, – подытожила Молли. – Думаю, Уинтермьют хочет, чтобы я как следует возненавидела Ривьеру, психанула и бросилась следом за ним на эту самую виллу.

– Следом за ним?

– Он уже там. По приглашению леди три-Джейн, не зря же он устроил всю эту хрень с посвящением. Она ведь тоже смотрела шоу, только из отдельного кабинета.

Кейс вспомнил мелькнувшее на мгновение лицо.

– Ты убьешь его?

– Да, он умрет. – От улыбки Молли веяло могильным холодом. – И скоро.

– У меня тоже был посетитель.

Спотыкаясь и запинаясь, Кейс пересказал свою беседу с призраком Зоуна; труднее всего ему дался эпизод, связанный с Линдой.

– Понятно, – кивнула Молли. – Он, похоже, хочет, чтобы ты тоже кого-нибудь возненавидел.

– Похоже, он своего добился.

– Похоже, ты ненавидишь себя самого.

– Ну и как? – обернулся Брюс к взбирающемуся на сиденье «хонды» Кейсу.

– Попробуй – узнаешь, – пожал плечами Кейс.

– Никогда бы не поверила, что такой парень ходит к куклам, – с какой-то даже обидой заметила Кэт, приклеивая к запястью свежий дерм.

– Теперь домой? – спросил Брюс.

– Да. Высади меня на Жюль Верна, где-нибудь возле баров.

12

Кольцевая авеню рю Жюль Верн опоясывала веретено в самой широкой части, тогда как Дезидерата-стрит шла под прямым к ней углом и упиралась концами в опоры системы Ладо-Ачесон. Если свернуть с Дезидераты направо и шагать, не сворачивая, по рю Жюль Верн, снова выйдешь на Дезидерату, но на другую ее сторону.

Кейс следил за мотоциклом Брюса, пока тот не скрылся из виду, а затем пошел в противоположную сторону, мимо огромного, ярко освещенного газетного киоска, заваленного десятками японских журналов с новейшими звездами симстима на обложках.

Прямо над головой, вдоль переведенной в ночной режим оси, на голографическом небе светились фантастические созвездия, напоминавшие своими очертаниями грани игрального кубика, карты, шляпу, стакан… Пересечение Дезидераты и Жюль Верна образовывало нечто вроде ущелья, где ступенчатые балконы жилых утесов Фрисайда постепенно переходили в травянистые плоскогорья одного из игорных комплексов. Беспилотный самолетик, грациозно развернувшийся в восходящем потоке, неожиданно вспыхнул, освещенный мягким заревом невидимого казино. Биплан с обтянутыми шелком крыльями, он напоминал гигантскую бабочку. Прежде чем фантастическое насекомое скрылось за выступом плато, Кейс успел заметить блики неона то ли на объективах, то ли на лазерных турелях. Беспилотные аппараты входили в систему безопасности веретена, управляемую центральным компьютером.

Расположенным в «Блуждающем огоньке»? Кейс шагал мимо баров с заманчивыми названиями: «Хи-Лоу», [18] «Парадиз», «Ле Монд», «Крикетир», «Судзуки Смит», «Чрезвычайное положение». Кейс выбрал «Чрезвычайное положение», самый маленький и самый переполненный, но уже через несколько секунд понял, что это забегаловка для туристов. Вместо непрестанного делового гула – рахитичный сексуальный напряг. Кейс вспомнил было о безымянном клубе в нескольких этажах над кабинетом Молли, но тут же представил себе зеркальные глаза, прикованные к экранчику, и охолонул. Что там показывает ей Уинтермьют? Планы виллы «Блуждающий огонек»? А может, рассказывает историю Тессье-Эшпулов?

Кейс взял себе кружку «Карлсберга» и нашел свободное место у стенки. Прикрыв глаза, он поискал в себе тесный узел гнева, чистый, пылающий уголек своей ярости. На месте, никуда не делся. Откуда бы это? Когда эти, в Мемфисе, намеренно его калечили, он чувствовал что-то вроде безнадежного отчаяния, а в Ночном Городе, когда убивал людей для защиты своих деловых интересов, так и вообще ничего такого не чувствовал; там, под надувным куполом, когда убили Линду, он чувствовал отвращение, тошноту и отвращение. Но никак не ярость. Где-то очень-очень далеко, на внутреннем мониторе его мозга, крошечное подобие Дина врезалось в подобие грязной стены, щедро расплескивая кровь и мозги. И тут он понял: гнев появился в аркаде, Уинтермьют рассеял, обнулил призрачную Линду Ли, грубо лишил его простейшей, животной надежды на еду, и тепло, и место, где поспать. Но он не осознавал этого до самого последнего времени, до разговора с голографическим конструктом Лонни Зоуна.

Она была странная, эта ярость. Кейс хотел – и не мог оценить ее размера.

– Бревно, – сказал он вслух.

Он был бесчувственным как бревно. Давно. Годы. Все эти ночи на Нинсэй, ночи с Линдой. Бесчувственность в постели и бесчувственность в холодном поту каждой наркосделки. Но теперь он нашел тепло, его согрело это убогое убийство. Мясо, сказало что-то в нем, это говорит мясо, не слушай его!

– Гангстер.

Кейс открыл глаза. Рядом стояла Кэт, в черном свободном платье. С волосами, все еще встрепанными после поездки на «хонде».

– Я думал, вы домой поехали, – сказал он и попытался замаскировать свое замешательство глотком из кружки.

– Я сказала ему скинуть меня около магазина. Вот, купила. – Кэт провела ладонью по бедру, по черной блестящей ткани. На ее запястье голубел знакомый Кейсу дерм. – Нравится?

– Сила. – Он машинально просканировал глазами лица окружающих, затем снова посмотрел на Кэт. – Ты сама-то понимаешь, чего тебе надо?

– Ну как тебе этот бета, Люпус? – Она стояла совсем рядом, буквально лучась жаром и напряжением, в прищуренных глазах – огромные, неестественно расширенные зрачки, на горле дрожит натянутое, как тетива, сухожилие. Свежая доза. – Словил кайф?

– Да, только отходняк обломный.

– Значит, нужно повторить.

– И что же, по твоему мнению, за этим последует?

– У меня есть ключ. Вверх по склону, сразу за «Парадизом», нехилая база… Хозяева как раз сегодня свалили в колодец – если ловишь тему…

– Ловлю, ловлю.

Горячими сухими ладонями она взяла его руку:

– Ты же – як, Люпус, правда? Гайдзинский боец якудза.

– Все-то ты понимаешь. – Кейс отнял у нее свою руку и полез за сигаретой.

– Только почему у тебя все пальцы на месте? Я считала, у вас полагается, как лажанешься, отрубать палец.

– Я никогда не лажаюсь. – Он закурил.

– Я видела эту твою чуву. В тот же день, когда тебя встретила. Ходит, как Хидэо. Даже страшно. – Кэт улыбнулась, излишне широко. – Но мне это катит. Она любит с девушками?

– Не знаю, не спрашивал. А кто такой Хидэо?

– Вассал три-Джейн, как она его называет. Вассал их семьи.

Только огромное усилие позволило Кейсу сохранить на лице скучающее, равнодушное выражение.

– Как это – Триджейн?

– Леди три-Джейн. Девка – зашибись. Башлевая, как не знаю. Тут же все принадлежит ее папаше.

– Этот бар?

– Фрисайд.

– Улет. Да, неслабые у тебя подружки, – уважительно покачал головой Кейс, а затем обнял Кэт и положил ладонь ей на бедро. – И где же это ты, Кэти, познакомилась с такими графьями? Может, ты и сама из таких? Может, вы с Брюсом втихаря тоже наследнички?

Тело под тонкой черной тканью плотное, упругое. Кэт придвинулась еще ближе. Засмеялась.

– Ну, понимаешь, – на кукольном личике притворная скромность, – она любит оттянуться. Ну, мы с Брюсом устраиваем… Ей там скучно – там, у них. Иногда папаша ее отпускает – но только вместе с Хидэо, чтобы тот ее сторожил.

– И где же это она скучает?

– «Блуждающий огонек», так у них называется. Она говорит, там очень красиво, бассейны и лилии. Это замок, настоящий замок из камня, как на картинках. – Кэт прижалась к Кейсу. – Слушай, Люпус, это не дело, что я под кайфом, а ты – нет.

На тонком, через шею, ремешке – крохотная кожаная сумочка. Ярко-розовые, обкусанные до мяса ногти. Кэт расстегнула сумочку и достала дерм в прозрачном пакетике. На пол упало что-то белое. Кейс нагнулся и поднял. Журавлик-оригами.